Последнее слово Андрея Кутузова в суде 2 инстанции

Моя позиция по сравнению с судом первой инстанции не изменилась, я полностью подтверждаю всё, что сказал тогда. Я ещё раз заявляю, что виновным себя не признаю полностью и считаю, что в моих действиях нет ни состава, ни события преступления, предусмотренного ст. 280 УК РФ. Я не совершал преступления, поэтому я ни в чём не раскаиваюсь, ни перед кем не приношу своих извинений, и лишь прошу суд вынести справедливое решение: оправдательный приговор в отношении меня.

К сожалению, с тех пор как я говорил своё последнее слово 14 марта в мировом суде, российские власти ещё больше стали говорить о «борьбе с экстремизмом». Интересно что при этом они снижают ответственность за экономические (в том числе, коррупционные) преступления. То есть, экстремизм опаснее чем коррупция. При этом «экстремизм» продолжает трактоваться предельно широко (как видно и в моём деле) и фактически становится просто синонимом «инакомыслия», вплоть до того, что «экстремистскими» объявляются документальные съёмки, как в недавнем деле Романовых, город Магнитогорск.
Число подобных «преступлений» всё растёт. Таким образом, либо общество у нас становится всё более «экстремистским», либо власти не нравится, что её всё чаще критикуют (и всё чаще за дело), и она попросту объявляет критиков «экстремистами». Я слишком люблю нашу страну и наш народ, чтобы посчитать, что верен первый вариант. Поэтому мне кажется больше похожим на правду второй.
Интересно ещё, что чаще всего «антиэкстремистские» законы и поправки проталкиваются под предлогом борьбы с разжиганием межнациональной розни. Даже в релизах прокуратур обычно звучит «борьба с экстремизмом, ксенофобией, национальной нетерпимостью». Расчёт прост — российское общество в целом довольно негативно относится к откровенно националистическим идеям и поэтому легко соглашается с тем, что «с этим нужно бороться». Между тем в этих законах, выражаясь метафорическим рекламным языком, «мелким шрифтом прописана» борьбы ещё с очень многим помимо межнациональной розни. И вдруг чудесным образом оказывается, что в поле деятельности «антиэкстремистских» органов попадают не только фашисты, но и анархисты и антифашисты, как в моём случае. А ещё профсоюзные деятели (например, Алексей Этманов из профсоюза «Форд»), гражданские и политические активисты (примеров множество), экологи (защитники Химкинского леса) и даже представители карликовых религиозных сект, про которые никто бы даже не услышал никогда, если бы не антиэкстремистская истерия. И много кто ещё. Так под прикрытием «борьбы с фашизмом» осуществляется «зачистка» политического поля. И все довольны: центры «Э» и ФСБ без особого риска и хлопот выполняют план и получают звёздочки на погоны, а верховная власть не опасается появления какого-либо мощного оппозиционного движения. Правда вот вопрос, выигрывает ли от этого народ, который согласно Конституции является единственным источником власти. И вопрос — действительно ли гражданские и политические активисты представляют «общественную опасность», как нас пытается уверить, в том числе, обвинение по моему делу? Или это некоторые слои господствующей бюрократии отождествляют своё благо с благом общества?

Мне действительно не нравится деятельность центров «Э». Я с самого появления идеи создания таких центров выступал против неё, поскольку прекрасно понимаю, что созданным антиэкстремистским центрам придётся оправдывать своё существование — в том числе и выдумыванием «экстремистов» и фабрикацией уголовных дел. Кроме того, мне вообще сомнительна польза от преследования людей только за то, что они придерживаются каких-то идей или высказывают их. В конце концов, свобода распространения мнений и информации гарантирована даже Всеобщей Декларацией прав человека. Преследовать, по моему глубокому убеждению, нужно за конкретные действия: убийство, кража, грабёж, изнасилование, избиение и т. д. Поэтому я был против появления в УК «экстремистских» статей 280 и 282 и в том числе на митинге 30 октября 2009 года требовал их отмены.
Тем не менее, пока эти статьи есть, их приходится соблюдать, особенно, если ты публичный человек, официальный организатор митинга, которого прекрасно знают в лицо сотрудники тех самых центров «Э». Поэтому даже если бы у меня была скрытая ненависть к милиционерам или к работникам центра «Э» и я хотел бы призвать кого-то совершать по отношению к ним насильственные действия — уж конечно, я не стал бы раздавать листовки с этими призывами прямо на митинге.
Но и ненависти такой у меня нет. Я прекрасно понимаю, что самим по себе насилием по отношению к сотрудникам «Э» не решить абсолютно ничего, с проблемой преследования гражданских активистов политической полицией нужно бороться на системном уровне. Если мы хотим добиться хоть каких-то перемен к лучшему, то необходимо широкое общественное движение, которое выступало бы против государственного контроля над мыслями граждан, против репрессий по политическим мотивам. Именно в рамках попытки создать такое движение и проводился этот митинг, и частично это удалось. Естественно, мы выдвигали чётко сформулированные требования к властям, а не какие-то полуграмотные призывы неведомо к кому «бить стёкла и устраивать флэшмобы». Мне кажется, это вполне адекватно отражено в материалах судебного следствия, в показаниях организаторов и участников митинга.
Кстати, через один-два месяца после этого митинга, в декабре 2009, мы организовывали митинг, посвящённый уже всем органам внутренних дел в целом. На нём мы поддерживали идею реформы МВД и выдвигали свои предложения по сути этой реформы. В ходе обыска 14 апреля 2010 у меня даже изъяли транспарант с этого митинга, на котором написано «За радикальную реформу МВД». Излишне, наверное говорить, что никаких призывов к насилию в духе «Ментов к стенке» там не было, никто их не зафиксировал, присутствовавшие милиционеры с интересом читали наши листовки. А через несколько месяцев президент Медведев объявил о начале реформы МВД. Возможно, и наша скромная акция тоже внесла какой-то вклад в то, что эта машина худо-бедно сдвинулась с места.
Сейчас я думаю — почему на этом митинге, в декабре, не было провокаторов с фальшивыми листовками? Вероятно, для них было слишком холодно. В минус 27 градусов на улицу выходят только энтузиасты и милиционеры, а лжесвидетели в штатском сидят дома.

Итак, мы (я имею в виду гражданских активистов) действительно пытаемся действовать законными методами — согласовывать митинги, выдвигать требования, подавать иски в суды, публиковать статьи, выступать с лекциями. Тем не менее, мы видим, что адекватного ответа со стороны власти нет. Она продолжает принимать воинственные позы разговаривать на языке силы. Я пишу тексты, организовываю митинги — на меня заводят уголовное дело. Я не делаю ничего уголовно наказуемого? Не беда, был бы человек, а статья найдётся — создадим преступление, раз его не было. Всё дело буквально трещит от следов этого лихорадочного «создания преступления». Публика уже в голос смеётся над фальсификациями и нелогичным поведением следствия и обвинения, в том числе — над отказом следователя Сухарева являться в суд (хотя, казалось бы, чего ему бояться). Тюменское РУ ФСБ уже на многие годы, думаю, теперь ассоциируется с политическими репрессиями и «фальшивым компакт-диском, записанным после обыска». Но надзирающие органы не обращают внимания, ведь всё в рамках генеральной линии о «борьбе с экстремизмом».

В принципе, меня как представителя левой политической традиции, либертарного коммуниста, такое поведение государственных органов совсем не удивляет. Но что в первую очередь это означает для меня в практическом плане? Это означает, что и я, и другие люди не зря занимаются гражданской и политической активностью. Потому что если в нашей стране с такой лёгкостью за государственные деньги можно фальсифицировать уголовные дела — значит, что-то здесь точно не так, это не наши фантазии, и нужны перемены. А за перемены нужно бороться, их нужно добиваться. И будет появляться всё больше людей, которые это понимают. Эти люди не хотят тратить жизнь на пиво, телевизор и бездумное потребительство. Они хотят делать лучше мир вокруг себя — улицу, где они живут, город, в котором они живут, страну, гражданами которой они являются. И в конечном счёте — ту планету, на которой нам выпало обитать. Просто это гораздо интереснее, чем пить пиво перед телевизором.
Так что боюсь, что этим процессом «правоохранительные органы» в лице центра «Э», ФСБ и прокуратуры добились только увеличения количества тех, кого они называют «экстремистами». Им, может быть, кажется, что это и хорошо — больше будет дел, лучше статистика. Я только хочу напомнить им, что царская охранка в начале XX века рассуждала примерно так же. Итог известен любому, кто учил в школе историю.

Итак, ещё раз прошу суд апелляционной инстанции объективно оценить разумность и логичность доводов обвинения и защиты и вынести действительно справедливое беспристрастное решение. Спасибо, у меня всё.